Смелость Уилла произвела впечатление и на духов: заметив, что он бесстрашно стоит в полный рост, целый и невредимый, они снова начали стекаться к путешественникам. Они осторожно косились на гарпий, но теплая плоть и кровь пришельцев и сильное биение их сердец были слишком большим соблазном.
Вслед за Уиллом встала и Лира. Ее рана снова открылась, и струйка свежей крови потекла по щеке, но она смахнула ее.
– Уилл, – сказала она, – я так рада, что мы спустились сюда вместе…
Он уловил в ее голосе знакомую нотку, а на лице – знакомое выражение, которые нравились ему больше всего на свете, и догадался, что она задумала что-то дерзкое, но еще не готова об этом заговорить.
Он кивнул, показывая, что понимает.
Девочка-дух прошелестела:
– Сюда… идите с нами… мы найдем их!
И у обоих возникло очень странное ощущение: словно руки маленьких духов проникли прямо к ним в грудь и легонько тянут за ребра, приглашая следовать дальше в страну мертвых.
И они двинулись в путь по этой бескрайней унылой равнине, а гарпии кружили над их головами, все выше и выше, и кричали без умолку. Однако они больше не приближались, и галливспайны летели рядом, не теряя бдительности.
По дороге духи завели с ними разговор.
– Извините, – сказала одна девочка-дух, – но где ваши деймоны? Простите меня, что спрашиваю, но…
Ни на миг Лира не забывала о своем драгоценном покинутом Пантелеймоне. Горло ее сжалось, и Уилл ответил за нее.
– Мы оставили их снаружи, в безопасности, – ответил он. – Заберем на обратном пути. А у тебя тоже был деймон?
– Да, – ответила девочка. – Его звали Сандлинг… ах, как я любила его…
– И он уже определился? – спросила Лира.
– Нет, еще не успел. Он думал, что станет птицей, а я не хотела, потому что мне нравилось, когда он по ночам пушистый в постели. Но он все чаще и чаще делался птицей. А как зовут твоего деймона?
Лира сказала ей, и духи опять жадно столпились вокруг: каждому из них не терпелось поговорить о своем деймоне.
– А моего звали Матапан…
– Мы всегда играли в прятки, она менялась как хамелеон, и я совсем не мог ее найти, она так ловко пряталась…
– Я однажды повредила глаз и ничего не видела, а он отвел меня домой…
– Он никак не хотел определяться, но я хотела стать взрослой, и мы часто спорили…
– Она всегда сворачивалась клубочком у меня в руке и засыпала…
– Они все еще есть где-нибудь, не здесь? Мы увидим их снова?
– Нет. Когда ты умираешь, твой деймон просто гаснет, как свечка. Я сама видела. Правда, я не видела моего Кастора… так и не попрощалась с ним…
– Их нет нигде? Но где-нибудь они же должны быть! Мой деймон точно где-нибудь есть, я знаю!
Теснящиеся духи разволновались, глаза у них заблестели, а щеки потеплели, словно путники поделились с ними своей жизнью.
– Есть тут кто-нибудь из моего мира, где у людей не видно деймонов? – спросил Уилл.
Худенький дух-мальчик примерно одного с ним возраста кивнул, и Уилл повернулся к нему.
– Да, – последовал ответ. – Мы не понимали, кто такие деймоны, но знали, каково это – остаться без них. Здесь есть люди из самых разных миров.
– А я знала свою смерть, – вмешалась одна девочка. – Все время знала, пока росла. Когда я слышала разговоры про деймонов, мне казалось, это что-то вроде наших смертей. Теперь я по ней скучаю. Я никогда больше ее не увижу. «Мне конец», – вот последнее, что она мне сказала, а потом пропала навсегда. Пока она была со мной, я знала, что на свете есть кто-то, кому я могу доверять, и этот кто-то знает, куда мы идем и что надо делать. Но ее больше нет, и теперь я совсем не понимаю, что будет дальше.
– Дальше ничего не будет! – раздался новый голос. – Ничего и никогда!
– Ты-то почем знаешь? – возразил другой. – Они же вот пришли! Уж такого точно никто не ждал! – Дух явно говорил об Уилле с Лирой.
– Это первое, что здесь случилось за долгое-долгое время, – сказал дух-мальчик. – Может быть, теперь все изменится.
– А что бы ты сделал, если бы мог? – спросила Лира.
– Снова поднялся бы в тот мир!
– Даже если бы тебе сказали, что ты увидишь его еще только один раз, ты все равно согласился бы на это?
– Да, да! Конечно!
– Ну ладно, сначала мне надо найти Роджера, – пробормотала Лира. Новая идея не давала ей покоя, но первым о ней должен был услышать Уилл.
На бескрайней равнине, заполненной сонмами духов, возникло медленное всеобщее движение. Дети не могли этого заметить, но Тиалис и Салмакия, летящие над ними, видели, как маленькие бледные фигурки стали перемещаться; вся картина напоминала миграцию огромных птичьих стай или стад северных оленей. В центре этого движения находились двое живых детей, неуклонно шагавших вперед; они не увлекали духов за собой и не следовали за ними, но представляли собой точку, на которой каким-то образом фокусировалось внимание всех духов.
Шпионы, мысли которых неслись еще быстрее, чем их крылатые кони, обменялись взглядом и заставили стрекоз сесть рядышком на сухой сморщенной ветке.
– А у нас есть деймоны, Тиалис? – спросила дама.
– После того как мы сели в лодку, я почувствовал себя так, словно у меня вырвали сердце и бросили его, все еще бьющееся, на берегу, – ответил тот. – Однако это было обманчивое впечатление: ведь мое сердце по-прежнему стучит у меня в груди. Выходит, какая-то моя часть и вправду осталась там вместе с деймоном девочки – да и ваша часть тоже, Салмакия, потому что вы осунулись и руки у вас побелели и высохли. Да, у нас есть деймоны, хоть мы их и не видим. Возможно, люди из Лириного мира – единственные, кто знает своих деймонов в лицо. Наверное, поэтому мятеж и начал именно один из них.